Над Израилем поплыли облака
Так неспешно наступает осень
Хоть дождей здесь не было пока
Мы в надежде старый зонтик носим.
Вся природа затаилась, ждёт.
Но не пыль, которая всё лето
Днями и ночами напролёт
Становилась победившим цветом.
Серым цветом будней, выходных
Обрекая нас на эту серость
На могилах близких и родных
На бульварах, улицах и скверах
В тостах, шутках, спорах и речах
В поцелуях, в красочной рекламе
Выгорев внутри, весь мир зачах.
Что же это делается с нами?
Над Израилем поплыли облака
Серые, но лишь на них надежда.
Что обрушат ливень…
А пока
А пока живем в пыли,
Как прежде.
Когда я долго не могу уснуть
Я мысленно свой меч из ножен достаю
И медленно прокладываю путь
Во вражеском, редеющем строю
Клинок мой узок, сер, непобедим.
Его удар, как колокола звон
Вот из врагов упал еще один
Во вражеском строю опять урон
И день уходит, я вплываю в сон
И только вдалеке мечам звенеть
Мой серый меч…
я слышу…
это он.
И сон сошел, как в поле битвы, смерть.
Вчера вечером, 29 декабря 2009 года, из Израильского, рамат-ганского «сафари», в дальнее путешествие, в Венгрию, на самолете, отправились два слоненка – Бакбуки и Ноах.
В Венгрии слонята немного поживут в компании слоненка из венгерского зоопарка. После этого сотрудники зоопарка будут решать, кого из израильских слонят они оставят. Второй слоненок оправится на Канары.
– Тяжело путешествовать, слон-дружище?
Говорят в самолете слону не место
За перевес огромные тыщи
И пассажирам немного тесно.
На пароходы купить билет?
Да только слоны не привычны к качке
Срыгнет он на палубу, палубы нет
И только блевотина,
и запах значит.
Но как же быть с такой заковыкою -
Чтобы в будущем избежать инцеста?
И тогда порешили возить не выросших,
А слоненков-младенцев с места на место.
Такого в любой самолет – пожалуйста!
Ну максимум пукнет на весь салон.
Пассажиры на это не жалуются –
Хоть он и маленький, но он же слон?
Но стойте люди!
Как маме, примерной,
Без малюток своих родных?
Она будет плакать неделю, наверно,
Без перерывов и выходных.
А потом и братиков разлучат
И никогда им не встретиться боле.
Хоботами друг в друга не постучать
Горе!
А человеческие младенцы
будут радоваться и смотреть
Не понимая, что слоновье сердце
тоже может болеть, болеть.
Когда бы жили в лесу слоны
Они бы сами искали пару
Но в мире нет слоновьей страны
Зато есть странные зоопарки.
Листья акации падали, падали…
Мы собирали их в кучи большие,
Потом в них спичками ворожили
И маленький жар согревал и радовал.
Не спешно,
Пахнущим листьями дымом
Поднимался наверх белый столб…
Чтобы картошку испечь потом.
Ее понемногу таскали из дому
И так было радостно и тепло
Фантазировать, глядя на дым
Какими умными и большими,
Назло соседям, станем…
Потом.
И жизнь у нас будет
Длинная, длинная…
И там, где намного красивей, чем тут
А может, в летчики нас возьмут?
Летать, за собой оставляя линии.
Ведь линии эти, похожи на дым,
Который сквозь ветви деревьев к небу…
Жалко конечно, что кончилось лето
И скоро точно пойдут дожди.
А листья акации падали, падали.
А запах костра, тепло, и уют…
Смотрю, как мальчишки картошку пекут…
И почему-то за них я радуюсь.
А у нас в пустыне расцвела мимоза
Шарики пушистые нежной желтизны
Что-то мне напомнила, больно и похоже
Словно что-то прежнее возвращает жизнь.
Принесла мне бабушка веточку весною.
Вымыл я бутылку из-под молока,
Вставил в нее веточку и залил водою.
От вербы отломана. Пусть стоит пока.
Расцвела пушистыми шариков цветами
Белыми прибелыми, чудом на окне
А потом листочками, когда снег растаял
А цветы опали, но не жалко мне.
Веточка в бутылке корешки пустила.
Во дворе, в апреле, вербу посадил.
В вербной этой веточке сказочная сила….
Только кто же знает, что там впереди?
А у нас, в пустыне кустики мимозы
Желтых нежных шариков дивный хоровод…
Веточку для дочери принести, быть может?
Но ломать цветущую…?
Вряд ли прорастет.
Чтоб поддержать горение в костре
В него подбросьте старое, сухое
Обломки веток и опавшей хвои
Чтоб поддержать горение в костре.
Чтоб поддержать горение в крови
Возьмите пачку самых старых писем
Мы что-то новое, читая их, услышим
Чтоб поддержать горение в крови.
Чтоб поддержать горение в любви
Припомните, как молоды вы были
Как напряженно ждали или – или …
Чтоб поддержать горение в любви.
Согреет Вам костер, прохладный вечер
И будет кем-то свет его замечен
И кто-то будет привлечен огнём
Но огоньку питаться больше нечем
И жар костра, увы, недолговечен
Сушняк и хвоя догорают в нём.
Пол все плакался, что ему
Обои букет не бросили.
Скрипел и скрипел…
Почему
не ему,
Эти листья и осень.
И молил, чтобы плинтус сняли,
Что готов на молчанье любое,
Лишь бы только своими краями
Прикоснутся к прекрасным обоям.
Ветер листья швырял о стекла.
И танцуя последний вальс
Листья падали на асфальт,
На такой молчаливый и мокрый.
1983 г.
-Видишь март в окне завьюжил
Ветром северным,
А южным
Ноги промочил.
Тает снег и снова кружит
И под серым небом лужи
С отраженьем ив.
Не сплетая светом кружев
Бледным диском солнце в лужах
Погляди в окно.
Можешь тишину подслушать
Можешь тишину нарушить -
Это все равно.
Смешались в беспорядке тени
Одежды – рукавов клубок.
Смотрите…
Я уже на сцене-
Вот к горлу подступил комок,
Вот радость,
Вот стыда давленье,
Вот поиск,
Вот и благодать,
Вот полон я благословенья
Спешу его другим отдать,
Вот у разбитого корыта,
А ведь разбит был лишь бокал,
Вот что-то мною было скрыто,
Вот что-то тайно я искал.
Смешались в беспорядке тени
Одежды – рукавов клубок…
А чтобы так, да не на сцене…
А кто бы смог?
1969 г.
А вот эта ветка пожелтела раньше
И согнулась, словно тяжелей других.
И на ярком солнце заблестела глянцем.
И рисует ветер ней свои круги.
За окном под ветром грациозный тополь
За окном под ветром золотая прядь.
Пожелтела ветка. Лишь одна. И только.
Медальоном солнца
В ветре октября.
Господи, ну как же далеко
Перекрёсток с каменной дорогой
Тёплый хлеб, бидоны с молоком
И скамейка шаткая немного
Облупилась краска у ворот
Скошена скрипучая калитка
У забора чей-то огород
Двери у квартир, почти палитра.
И моя седьмая, на краю
Красная, с большой удобной ручкой….
Я живу совсем в ином краю,
Времени….
Живу благополучно.
Ну а дома там давно ведь нет.
Я в нем жил иначе, по-другому.
А прошло всего-то тридцать лет
Помяну…
Раз не вернуться к дому.
Окна прямо на асфальт, но со ставнями
В старой печке огонь и гудение,
Раскладушка в уголочке расставлена
И постелено на ней – заглядение.
Весь матрас в пушистых ватных колдобинах
Одеяло тяжеленное, красное.
А сквозь щелочки в полу пахнет погребом
Чернозёмами да глинами разными.
Меж колдобин я улягусь, спокойненько.
И пускай мороз всю ночь стекла трескает.
Может это беспокоят покойники?
Не беда – в печи гудение резвое.
А на балконе холодно уже.
Сел воробей на мокрые перила,
Нахохлился, ему не по душе,
Что солнце дом напротив осветило.
На мокрой ветке треснула кора.
И листья опускаются все ниже.
И я подумал, что давно пора
Какому-то листу уже стать рыжим.
Мне за оконной дверью так тепло,
Мне за оконной дверью так уютно,
Так хорошо, что хочется на зло
Мне этот дом, с тем что напротив спутать.
Нет, не скучайте по морозам
Тугою, стонущей печалью.
По голым, плачущим березам…
А насладитесь лучше явью!
Невзначай семена оборвав
Ветер бросил их в травы откоса
И взошли там растения два
Собирая рассветные россы
Поднялись, величали – росли
Защищая друг друга от ветра.
И нечайнно наверно сплелись
Шелестящие зеленью ветви
И сменяли снега листопад
И гроза им гремела порою
И сменилась совсем невпопад
Нежность веток сухою корою
Захотелось их освободить
Отделить от шершавого друга
А дожди продолжали идти
И гудела меж ветками вьюга
Может ветер, опять бы, помог
Расплести заплетенные ветки
Ветер гнул и ломал
Был жесток.
Что же ждать от осеннего ветра?
Только заново все не начать
Как сушняк, под откосом их кроны
Кольца лет просчитав, прокричат
Свою реквием – песню вороны.
Ты вроде жил и вроде не жил
С чужой женою был ты нежен
Чужим детишкам за отца.
От злата куполов соборных
Уехал к маленькому морю
И вот дожидался там конца.
Мечтал ты стать "Хемингуэем"
Не стал. А я о том жалею.
В разные стороны листья разброшены.
И золотыми обрызганы росами.
Словно утеряны,
Словно обронены
Спят под озябшими серыми кронами.
Может быть, я оступился, нечаянно
Может меня охватило отчаянье
Только ковёр разноцветного кружева
Словно любимую глажу и слушаю.
Встал.
Под ботинком хрустят позвоночники
Серые, красные, жёлтые, прочие.
И умирают, к подошвам прилипшие
Жёлтые, красные, серые – лишние.
Я на окно повесил лампу.
На форточке пристроил шнур.
И зацепил его за раму
И шпингалетом пристегнул.
И двести Ват залили светом
Мой стол, обои и палас.
Зима и ночь, как день и лето
И солнечная сторона у нас.
И тень плеча мне не мешала.
Она ложилась ниже строк.
Как плащ набросив одеяло
Читать я начал не сначала,
А где Зарецкий взвел курок.
Я дочитал и вдруг заметил,
Что тень все там же на листе.
И так же ярко лампа светит,
Как вечно негасимый свет.
Не то, что солнце в небосводе.
Я вилку вынул из сети.
А за окном светает вроде,
А значит скоро
Мне идти.
Печь, уголь в сарае, сани,
Брички развозящие керосин, молоко,
Погреб под столом в комнате маминой,
А в нем ряды засмоленных банок морса, яблок.
Водяная колонка, помойная яма, пороги
Зимой следили, чтоб не замерзали.
А в небе великолепные звезды, по дороге
В туалет, что у двора в углу заднем.
Микроволновка, холодильник, кондиционер в квартире.
Машины стиральная, сушильная, посудомоечная.
Мобильник, компьютер, видеокамера, джакузи и два сортира.
Но когда в них идешь – видно только обои.
Из проекта – Кровосос
Господи, какая это нега
Воспарить в прохладном звездном небе
Окунуться в ветры над рекой
Пронизать пространство словно птица
Телом жертвы сладко насладится
Божий мир – под Божию рукой.
Мимо дома по дорожке
Я иду и солнце светит.
Вот пригревшаяся кошка,
Вот играющие дети,
Вот скамейка с голубою
Облупившеюся краской,
Дворник вот пришел судьбою,
За листвой сегодня красной.
Мимо дома по дорожке
Я иду и солнце светит.
Я прошел еще немножко
И свернул за угол…
Ветер.
Только ветер.
Когда-то был уверен и счастлив
Шел в бой с гранитом, каменною твердью
Теперь я все познал и все постиг
И жду я лишь венчания со смертью
А жизнь то, пролетела невзначай
Ее закрыл, сердито хлопнув дверью
Прощай же солнце и мечта прощай
Ведь жду я лишь венчания со смертью
Я пил но, не хмелея ни на час
Я понял цену тленью и горенью
Боялся озорных зеленых глаз
Но жду я лишь венчания со смертью.
Прожита жизнь и нет уж ничего
Познал я цену тленью и горенью
Но счастье что не знаю одного
Когда оно венчание со смертью.
PS. 1970 год. Возраст автора 18 лет.
Астра склонилась старухой клюкастой
Рядом – цветком розовеющим кактус
Черная астра, черная астра.
Прямо в окно, как за черствой краюхой,
Из лепрозория будто старуха
Тянет акация серую руку…
Бьются о клавиши тонкие пальцы,
– Не прогоняйте слепого скитальца
От опрокинутых губ… -
А на часах циферблат пожелтел…
Много ли мало ли жаждущих тел
Купишь на ломаный рубь?
Черным стал кактус,
Розовой астра.
Я надеваю гримасу.
Сейчас я вспомнил день
Один из сотен
Который был уж много дней назад
Воспоминанья жизненных полотен
Секунд, что где-то в памяти лежат.
В тот ясный день на кузове я ехал
Скакая по булыжной мостовой
Мелькали километров
Вехи…, Вехи…
Я по-прежнему был только сам собой
Но вдруг за поворотом
Нам на встречу
Шли две девчонки быстро и беспечно
Тужурки, брюки, рюкзаки на плечах
И кеды на ногах конечно
Смотрел на них я тусклым сонным взглядом
Мечтал о том, чтобы поспать часок другой
И вдруг…,
Как ошарашен я снарядом,
Одна девчонка помахала мне рукой
И счастья большего казалось и не надо
Хоть даже не успел взмахнуть в ответ.
Лишь только жест
Но жест, такой как надо
Запомнился на много, много лет
А силуэты удалялись быстро
И сердце замерло в груди
Девчонка та,
Была так близко
Но было нам не по пути.
А ты лети,
А ты лети дорога
К разлукам к встречам к счастью
К горестям…
Лети
Дорог у нас, конечно, будет много
На нашем нескончаемом пути.
Сейчас я вспомнил день
Один из сотен
Который был уж много дней назад
Воспоминанья жизненных полотен
Секунд, что где-то в памяти лежат.
1968 год